«Подсаженные» на кортизол. Почему люди «залипают» на телесериалах и верят фейкам

Манипулирование сознанием вышло на качественно новый уровень.

Экранные коммуникации породили два места, где человек ощущает себя максимально комфортно, если не сказать счастливо. С одной стороны, это телесериалы, с другой — соцмедиа. И в первом, и во втором случае создается психологическое ощущение того, что сам потребитель становится руководителем контента, как до этого такая ситуация возникла для массовой литературы, где заложена роль (в плане ориентации на читателя), почти равная авторской. Любой коммерческий продукт должен быть таким, но этого не всегда удается добиться, пишет Георгий Почепцов в своей статье для Media Sapiens.

Телесериалы стали продолжением телевизионного пространства, когда реально ему удалось оторваться от телевизора в плане отказа от привязки к телепрограмме, что при желании позволяет посмотреть весь телесериал за один-два дня.

Но телесериал таит в себе и опасность. Возрастание гормона стресса кортизола не даст вам уснуть. А так действуют, среди прочего, телесериалы и фильмы.

Хороший термин возник при обсуждении цензуры, профессор Жирков предложил следующее: «Я не считаю, что журналистика обладает властью вообще. Это есть объективный информационный процесс, более широкий, в разных ипостасях. Например, как средство массового общения. “Поле чудес” несет какую-то информацию? Никакой. Это средство общения. Сейчас этот процесс очень сильно развит. Игра, интерактивное телевидение, шоу — все это близко. И я даже поспорил бы, что эти дискуссии несут какие-то знания. Это фон. Я бы еще и сказал, что выборная кампания — это такая политическая игра, в ходе которой есть кукловоды, какое-то участие народа и так далее».

Наличие Netflix, как и его продукта телесериала, отражают одну важную тенденцию — приход сложного телевидения и сложного телесериала. До этого телевидение жило за счет упрощения своего продукта, поскольку массовый продукт может быть только простым. Отсюда пренебрежительное отношение к телевизионным юмористическим передачам. Но, по большому счету, это вообще свойство массовой культуры: быть хорошей для всех.

Идов в интервью «Новой газете» говорит об идее своего фильма «Юморист»: «Сюжет сложился в 2014-м. После большого перерыва я приехал в Ригу. Гулял по Юрмале, возле концертного зала “Дзинтари”, знаменитого еще в советское время. И вдруг увидел плакаты с теми же лицами, которые помнил с детства.

— Сейчас угадаю: Задорнов, Жванецкий, Измайлов, Хазанов…

— Да, этот “образный ряд”, но не только юмористы: София Ротару, Лев Лещенко и далее. Из пятилетнего ребенка я успел превратиться в седеющего мужчину. Да и Латвия теперь другая страна. Сменились тысячелетия. А эти люди продолжают выступать “в том же месте, в тот же час”. В этот зал меня водила моя бабушка. Просто поразила “петля времени”, в которой обитают корифеи советского периода. Представители не андеграунда — тонкого слоя мифа, который мы в меру сил исследовали в фильме “Лето” — а официальной культуры истекшей эпохи. Представители этой культуры продолжают столь же успешно существовать в нынешнее время. Так у меня какой-то пазл в голове сложился. Я записал краткий сюжет».

И еще вопрос — ответ: «Для власти этот нескончаемый “голубой огонек” — символ стабильности. Но ведь и публика продолжает заполнять залы.

— Не хотел бы никого судить. Большая часть населения страны пережила и продолжает переживать турбулентные времена. В такие моменты хватаешься за привычное. Кроме того, ностальгируют по собственной молодости, проецируя память о собственной вирильности и энтузиазме на всю эпоху».

Признаем, что это даже не ответ, а констатация факта. Но в любом случае перед нами вариант явного смещения в зону комфорта. А современный человек хочет обитать только там, он не хочет свершений.

Вот еще один вариант ответа-объяснения режиссера: «Интерес к теме советского юмора со мной всю жизнь. Меня всегда привлекал парадокс, что в стране, в которой почти ни о чем нельзя было шутить, профессиональные юмористы были рок-звездами. Использование юмора как некого маркера “свой — чужой” — это удивительное явление. Целые поколения разговаривали цитатами из Ильфа и Петрова, Зощенко, потом Довлатова. Юмор воспринимался как побег, как подспудная борьба».

Для старшего поколения прошлое — это зона спокойствия и комфорта. По этой причине Идов не может понять их реакции, будучи человеком другого поколения.

Идов считает свой фильм антисоветским. Но так ли это? Скорее, он говорит о современности: «Каждый раз, когда один и тот же состав правит страной 20 лет, мысли творческих людей обращаются к другому периоду, когда было то же самое. Это совершенно стандартная штука. В этом нет ничего удивительного, это стандартные механизмы ностальгии. Поп-культуре свойственно обращаться ко времени детства людей, которые этой поп-культурой на данный момент заправляют. А молодежь... Посмотрите, насколько нынешним 25-летним интересны 90-е. От Монеточки до Дудя. Это абсолютно нормальная штука, не связанная с политикой. Мой любимый пример: 80-е годы в Штатах были посвящены такому очень странному преломлению культуры 50-х. Если вспомнить “Назад в будущее” и “Бриолин” и взрыв музыки рокабилли, то это все из 50-х. Это потому, что поколения взрослеют и начинают обсессировать по поводу собственного детства. Но в России еще на это накладываются политические параллели».

Важно и то, что в прокате фильм провалился. По крайней мере, на первый момент. И это в какой-то мере связано с тем, что из средства общения пытаются сделать средство коммуникации. Фильм — это, несомненно, комфортная среда, как сериал. Даже на страхи человек идет, чтобы получить в результате удовольствие.

Сериал в своей базе отвечает главной потребности человека — восстанавливать связность и понятность мира. Поэтому базовый герой нашей души — это Робин Гуд. Он отбирает у богатых и отдает бедным, тем самым восстанавливая справедливость. Даже герой сериала «Люцифер» за справедливость. Любой сложный мир можно свести к более простому миру сериала, где детективы, врачи, пожарники, представители спецслужб любой страны возвращают миру порядок. Мир все время утрачивает этот порядок и, соответственно, понятность, и только усилия этих людей убирают из нашей жизни снайпера, преступника, врача-убийцу и так далее.

Возьмем в качестве примера южноафриканский сериал «Тень». Поскольку Южная Африка не мейнстрим, тут проявляются все базовые характеристики телесериала без возможных для мейнстрима отклонений. Здесь герой, бывший коп, наказывает социальных нарушителей, попутно отбирая у них деньги. Если бы он просто отбирал их на свою шикарную жизнь, он не был бы героем. Так он собирает на операцию на позвоночнике своей младшей сестре, но в ходе развития сюжета ему приходится отдать эти деньги на лечение сына товарища.

Сериалы как объекты виртуального пространства сильны тем, что могут вводить новое поведение и поддерживать старое. Очень часто человек, получая информацию визуально, даже не думает относиться к ней критически. Для него это просто фон. Но в этот фон могут быть вложены самые разные кванты поведения, которые потом начинают повторяться в реальном поведении людей.

Мы говорим об упрощении мира, но тип перехода от простого к сложному тоже существует. Можно сказать, что он присутствует каждый раз при появлении нового информационно-коммуникативного объекта:

- простые книги — сложные книги,
- простое телевидение — сложное телевидение,
- простой интернет — сложный интернет.

В последнем случае это может быть нечто мультимедийное, еще и с возможностью менять сюжетную линию.

Простой и массовый продукт может усложняться у отдельных представителей этого вида искусства, являющихся первопроходцами, создателями новых жанров. К этому толкает потребность «оживления» жанра, присутствующая при коммерческом использовании виртуального продукта. С одной стороны, много потребителей могут привести к остановке развития. С другой — смена поколений все равно будет требовать новизны.

Однако взрыв числа читателей и взрыв числа пользователей интернета имеют разные последствия. Книга подняла уровень образования и науки, а интернет, скорее всего, его опускает. В случае книги человек был читателем, поэтому в идеале, может быть, неправильном, автор мог расти, не обращая на него внимания. В случае интернета человек сам стал писателем, чем не завысил, а занизил планку.

Поэтому и фейки имеют своей причиной исчезновение того, что именуется критическим мышлением, которое создавалось так называемым глубоким чтением, свойственным для чтения бумажной книги. Полученный фейк остается живым и распространяется по той причине, что современный человек не в состоянии распознать его обманный характер. Ему не хочется прикладывать умственные усилия, ему легче согласиться, что перед ним правда.

Человечество в принципе было создано чтением, которое сегодня именуют глубоким, отделяя его от современного дигитального чтения. Исследовательница этих процессов Волф пишет: «Как показывает нейронаука, получение грамотности потребовало новую схему в мозгу наших предков более шести тысяч лет назад. Эта схема возникла из очень простого механизма декодирования базовой информации типа числа коз в стаде до сегодняшнего, высокоразвитого читающего мозга. Мои исследования показывают, как современный читающий мозг смог развить некоторые наши наиболее важный интеллектуальные и эмоциональные процессы: усвоение знаний, мышление по аналогии, выводы, критический анализ и порождение инсайтов. Исследования, ведущиеся во многих частях мира, предупреждают, что каждый из этих базовых процессов “глубокого чтения” находится под угрозой, когда мы движемся в рамках дигитальных способов чтения».

В другой своей работе она пишет: «К счастью, мозг хорошо подготовлен к тому, чтобы изучать множество неестественных вещей из-за его базовой основы. Хорошо известные его базовые принципы, нейропластичность лежат в основе всего практически интересного в чтении — от формирования новых контуров путем соединения старых частей до повторного использования существующий нейронов, до добавления новых и более сложных частей к читательскому контуру со временем. Пластичность также лежит в основе того, что читающий мозг меняется и на него воздействуют основные факторы среды: что он читает, как он читает и как он формируется».

Сегодня в нашу жизнь во многом вместо книги пришел телесериал, который может не только рассказывать о том, что было, но и о том, что будет. И это не только сериалы о будущем типа «Мира Дикого Запада», который показывает нам будущую роль роботов в нашей жизни, не только сериалы об альтернативной истории, где в «Человеке в высоком замке» можно увидеть, что Америка потерпела поражение во Второй мировой войне и теперь разделена на японскую и немецкую оккупационную зоны.

Даже рассказы о прошлом дают почву для понимания будущего и сегодняшнего дня. В данном случае речь идет о сериале «Вавилон Берлин», оказавшемся самым крупным по финансированию неамериканским сериалом, где события 1929 г. в Германии поразительным образом напоминают наш сегодняшний день. Создатели сериала сами говорят об этом: «Параллели сериала современным политическим событиям — американские выборы Д. Трампа, Брекзит и возвращение правой политики в форме партии “Альтернатива” для Германии, избранной в Бундестаг — не планировались. Мы начали работу над сериалом в 2013-м, и чем больше мы работали, тем больше мир сегодняшнего дня начинал напоминать конец двадцатых. Мир как бы стал соответствовать нашему сценарию».

Это говорит об общности многих политических процессов вне зависимости от того, в какие одежды одеты люди и какие машины ездят по улицам. Поэтому сериалы, как и книги, и являются работающими механизмами для понимания сути происходящих явлений.

Быков так сопоставляет смотрение телевизора и соцсети: «Лежание перед телевизором было такой своеобразной медитацией для людей застойной эпохи. Телевизор составлял фон, он как бы не определял их ментальности. Телевизионную пропаганду несли мимо рыла или мимо рта, если вам больше нравится. Она пролетала мимо ушей. Это была такая форма задумчивости, иногда форма сна. Общение в соцсетях, по-моему, печально именно тем, что это — имитация умственного усилия, имитация диалога, при которой не продуцируется никакого нового качества, при которой не происходит творческого прорыва. Это имитационная такая вещь. Мне кажется, честнее как-то с пивом лежать перед телевизором или с соседом забивать козла, потому что в соцсетях продуцируется огромное количество фальшивых сущностей и взаимных оскорблений. Это не значит, что там не происходит целенаправленных, иногда очень остроумных, иногда очень полезных дискуссий. Но процент этих дискуссий все равно стремится к убыванию. И мне кажется, что сама соцсеть как явление по природе своей имитационна».

Добавим к этому, что соцсеть получила свое преимущество еще и потому, что она делает человека квазиактивным. Он ощущает свою коммуникативную силу нового порядка, которая возникает из двух составляющих. С одной стороны, он действительно действующее лицо, хотя его действия и не дают никакого реального результата, есть иллюзия действия. С другой — он не просто удален от центра активности, он еще может быть и анонимен, что создает как для любого «анонимщика» небывалую храбрость.

Правда, сегодня начались эксперименты по созданию телесериалов, где будет возможность выбора развития сюжета зрителем. Сейчас уже зритель может избирать то или иное окончание фильма.

Эра телесериалов в принципе знаменует возврат к сложности. Это связано с нишевой природой нового типа трансляции. Возникшие ниши, а «Нетфликс» уже легко оперирует на мировом уровне, позволяют находить зрителя на любой тип сериала. Одной из новых формул стал следующий пересмотр сюжета: не надо фокусироваться на отдельных эпизодах, а рассматривать весь сезон как историю в трех актах. Есть и другие примеры пересмотра понимания структурности в сериалах.

Для сериала опасным является отключение от просмотра. Вероятно, чем более длительным оно будет, тем труднее вернуться назад. Это касается даже любимых сериалов, когда они уходят на создание следующих сезонов.

Нетфликс придает значение своей «машине» персональных рекомендаций. Собирая информацию, они пытаются вывести людей из позы кинокритика, чтобы они просто отвечали. Нравится им лично фильм или нет.

Сериал по многим параметрам стал любимым детищем. Он заполняет свободное время многих. Современный мир ушел в современный телесериал. И, как писалось в советской картине, «Райком закрыт. Все ушли на фронт». Сегодня райком тоже закрыт, но все ушли в телесериал.

Георгий Почепцов, Media Sapiens

Чтобы не пропустить самое важное, подписывайтесь на наш Telegram-канал.